Марджори в поисках пути - Страница 88

Тем не менее безоблачный мир морского путешествия, хотя и нереальный, был ей приятен, и она искренне ему радовалась.

— Вот идет гестапо, — прошептала она. Он взглянул на Хильду, прогуливающуюся под руку с мужчиной в зеленом пиджаке. Двое немцев не замечали Идена и Марджори последние пару дней. Марджори произнесла: — Думаю, было неизбежно — то, что они спелись друг с другом.

— Голос крови, — произнес Иден с гримасой, возвращаясь к своей книге.

— У нее довольно некрасивые лодыжки.

— М-м, — промычал Иден.

— Мои не такие.

Иден неохотно оторвал глаза от книги и воззрился на аккуратные формы Марджори, закутанные в одеяло.

— Ты очаровательна — пальчики оближешь. Не могу передать, как я завидую Ноэлю Эрману. Особенно потому, что он за тысячу миль отсюда и может спокойно читать, сколько захочет. — Он вынул сигару из коробки в кармане.

— На самом деле ты ему не завидуешь. Ты просто думаешь, что он ничтожный червяк и я зря трачу на него время. — Аромат сигарного дыма достиг ее носа. — Знаешь, мне будет жаль, когда путешествие закончится.

— Почему же? Ты ведь через несколько часов после высадки на берег попадешь в руки Ноэля, и сразу же жизнь ярко заблестит.

— Не умничай. Я хорошо понимаю, что Ноэль будет стараться, как он это делает всегда, или даже лучше. Но здесь я чувствую себя удивительно свободной от всех забот, даже от Ноэля. Такой передышки у меня не было уже несколько лет. На мои нервы она действует очень хорошо. Мне бы хотелось прокатиться раза три-четыре туда и обратно на «Куин Мэри», прежде чем связываться с Ноэлем.

— Не думаю, что это тебе нужно. — Он снова уткнулся в книгу, безмятежно посасывая сигару.

Марджори уже надоело одно из самых запутанных мест в «Томе Джонсе». У нее было мало охоты продолжать чтение, зато ей очень хотелось поговорить. Она схватила листок бумаги из пачки и набросала на нем свое имя.

— Что ты скажешь про мой почерк?

Зевнув, он положил книгу рядом с собой, заложив страницу полой куртки.

— Давать почерк на анализ графологу так же плохо, как и выходить замуж. Ты уверена, что хочешь, чтобы в твою душу заглянули? Напиши несколько строчек. Подпись мало что дает.

Она написала одно высказывание из «Пигмалиона».

— Довольно невыразительный почерк, — сказала она. — Теперь я это вижу.

Он внимательно посмотрел на листок, надув щеки:

— Он довольно сильно изменен.

— Откуда ты это знаешь? — вспыхнула она. — Что, Ноэль показывал тебе мои письма?

— Нет. Просто это как раз тот почерк, который подвергся изменениям.

— Боже, сверхъестественно!

В действительности, в последние год-два ее почерк потерял многое из той элегантности, которой он обладал когда-то: греческое написание «е», длинные и полновесные вертикальные линии, выразительные начальные буквы.

С десяток минут он молчал, уставясь на листок, временами кивая головой. Она почувствовала себя смущенной:

— Ну, скажи же что-нибудь.

Смяв листок, он швырнул его на палубу, и ветер унес его в море.

— Извините, я ничего не понял. Можете получить ваши деньги обратно в кассе.

— Ты дрейфишь, ты бы этим не ограничился.

Он взглянул на нее с необычной теплотой, слабая улыбка проскользнула в уголках его губ.

— Я назову тебе две вещи, которые я заметил. Затем отправлюсь заказать кофе. Боюсь, Ноэль довольно-таки подлый сукин сын, в конце концов. Вторая вещь — твой почерк почти полностью сходен с почерком Анитры.

— Анитры?

— Да, девушки, на которой я так и не женился.

Он скудно пообедал овощным салатом и заел его мороженым, и она полюбопытствовала:

— Ты что, вегетарианец или, может, еще кто-нибудь? Я что-то не помню, чтобы видела, как ты ел мясо на пароходе.

— Во мне семьдесят два килограмма. До этого года я никогда не весил больше шестидесяти четырех. Я попытаюсь в среднем возрасте не раздуваться в шар.

— Смотри-ка, уж кто-кто, а ты, должно быть, тщеславен.

— Ты абсолютно права, — ответил он добро-душ-но, — с такой щекастой физией, как у меня, это выглядит глупо, но я всегда не любил жирных людей.

— Дорогой (она опять так назвала его), я не это имела в виду. Просто ты так незаземленно подходишь ко всему, и я не думала, что это тебя так заботит.

— Человек, Марджори, живущий одиноко, постоянно занят собой. Ему же не о чем больше волноваться.

— Ты предполагаешь снова жениться?

— Нет.

— Точно и определенно!

— Пожалуй, именно так стоит пережить свой закат.

— Уж точно, закат! В тридцать-то девять…

— Я пережил Китса, Моцарта, Марлоу, Александра Македонского, Иисуса Христа. Я удовлетворен.

Он говорил так и раньше. И больше всего беспокоило Марджори буквально прекрасное настроение его при этом. Иногда он говорил с видом неизлечимо больного человека, одержимого идеей. Она смотрела на Идена, пока он ел мороженое. Это был здоровый, сильный мужчина с карими глазами и с молодой загорелой кожей. Только напряженность в движениях, грубоватая манера держаться, привычка постукивать пальцами выглядели несколько необычными, выдавая присутствие в нем слегка повышенной возбудимости. Седые волосы также отнюдь не подчеркивали его бодрость. Она спросила:

— Почему ты так говоришь? Ты считаешь свой образ действий смешным или остроумным? Я не считаю. Все это очень расстраивает. И расстраивало бы еще сильнее, если бы я знала тебя больше времени. Откровенно говоря, это приводит меня в дрожь.

— Сожалею. Когда я так говорю, я не задумываюсь, это для меня естественно. Возможно, картина при этом получается малопривлекательной, но надеюсь, что это не так. Впрочем, я не озабочен выставлением себя на рынке симпатий.