Марджори в поисках пути - Страница 89

— Но как же ты тогда ощущаешь себя на закате жизни? Не думаешь ли ты, что в твоем возрасте это выглядит весьма странно?

— Довольно трудно описать то, что я чувствую. Думаю, это слегка похоже на то, когда приближаешься к концу большой книги. Фабула ее сильно усложнена, все характеры перемешаны, но ты видишь, что осталось не более пятидесяти страниц, и тебе известно — финиш не за горами. Теоретически могло бы быть еще страниц пятьсот, но ты знаешь, что их не будет. Ну, разумеется, у меня не было в руках всей книги в целом, либо я мог прочитать лишь совсем небольшую часть. Я прямо-таки все это ощущаю. Вообще-то, понимаешь, это не такая уж необычная штука — ощущение неизбежного конца. Налицо классический симптом неврастении. Определенно, я излишне обеспокоен; назовем это симптомом и выбросим из головы мысли о нем. С такими симптомами люди доживают до девяноста лет.

— Ну, в таком случае ты должен был смеяться над собой.

— К сожалению, Марджори, мне кажется, выражения типа «невротическое беспокойство» — лишь выдумки ученых. Кто на самом деле знает, что такое несчастье, откуда оно приходит, что означает? Это — как рак. Его можно описать и лечить опытным путем, как Бог на душу положит. И все. Кто-то это преодолевает. Кто-то с этим живет, как говорится, до зрелого мнительного возраста. Кто-то умирает молодым, как и подозревал ранее. Я не имею в виду самоубийства. Пролистывают пятьдесят страниц, и книга кончается. Каким-то образом они это знают.

— Это типичный мистицизм.

— Ну, я и есть более или менее мистик.

Она засмеялась, но он хранил серьезность.

— Надо же, я никогда не встречала мистиков и не думаю, что ты один из них. Где твоя накидка, сандалии и длинные волосы? Ты слишком чувствительный.

— В литературе, — ответил он, — есть много о предчувствиях. Я допускаю, что, когда вы вовлечены в опасное или глупое дело и не хотите этого замечать, подсознание цепляется за любой мрачный факт, такой, как разбитое зеркало, или зловещая обмолвка, или черная кошка на дороге, или попытка в страхе спасти себя. Это объясняет часть случаев. Но дело в том, что мы ничего не знаем о природе времени и чертовски мало о разуме. Мне кажется, некоторые предчувствия реальны. Не могу объяснить, почему. Собственно говоря, не могу объяснить, почему у эмбриона вырастают пять пальцев.

— Как можно сравнивать эти две вещи? То, как у эмбриона вырастают пальцы, является научным фактом. Это контролируется хромосомами.

Его мрачное лицо зажглось улыбкой.

— Какой же я глупый! Забыл о хромосомах. Ну, положим, мое предчувствие — часть невротического беспокойства, не так ли? Я не спешу в могилу, нет. Я нахожу чертовски интересным то, чем занимаюсь.

— Химией?

— Не говори с таким презрением. Это романтическое занятие. — Он взглянул на часы. — Время для бриджа. Надеюсь, ты не передумаешь и пойдешь со мной?

— Того раза было достаточно. Я не буду играть с такой акулой, как ты, я кажусь просто идиоткой. К тому же я никогда особо не любила карты. Иди сам и развлекайся.

Никогда еще «Том Джонс» не казался таким скучным, как в тот день. Она снова и снова перечитывала несколько страниц, сидя в шезлонге, который протестующе колыхался. Небо заволокло тучами, а затем его не стало видно, когда корабль вошел в плывущий серый туман. Море, неразличимое в нескольких футах от леера, билось о корабль с угрожающим рокотом. Марджори не помешали бы сейчас таблетки от морской болезни, но она не хотела отрывать Идена от карт. Когда он играл, то становился совсем другим человеком: неприветливым, резким, отрешенным. Она закрыла книгу, откинулась назад и задремала.

— Чаю?

Над ней склонился Иден, в полупальто и сером шарфе. Рядом с ним стоял стюард с тележкой, на которой был чай. По стеклам ползли дождевые капли, и было почти темно, хотя часы над головой показывали только без четверти пять. Она протерла глаза и села.

— Ну конечно, я буду чай.

Когда стюард ушел, Иден спросил:

— Хочешь одну?

Она с благодарностью взяла из его руки красную капсулу и запила ее чаем.

— Погода опять портится, — сказала она.

Он кивнул. Прошло около минуты.

— Прости, Марджори.

— Простить за что?

— Я должен был давно бросить эту затею с почерками. У меня всегда получается что-нибудь глупое. И мне не следовало называть Ноэля сукиным сыном.

Она снисходительно улыбнулась ему.

— Ну, он такой и есть. Плохо то, что мне всегда в нем это нравилось, так же как и все остальное. И если ты теперь напряжешь свои грандиозные мозги и напишешь книгу, объясняющую, почему девушек тянет к сукиным сынам, ты сослужишь хорошую службу гуманности. Ты станешь еще одним Фрейдом.

Он засмеялся, однако наморщил лоб, собрав морщины к центру.

— Хороший вопрос. К примеру, герои в романтических книгах все оказываются сукиными детьми, не правда ли? От Хитклифа и до Ретта Батлера… Конечно, мои друзья-аналитики скажут, что все женщины в сердце мазохистки или ищут в причиняющем боль мужчине отца, и все такое. Но отставим в сторону подобные заклинания… Одно очевидно. У сукиного сына, как у типа, есть жизненность. Он легкомыслен, неотразим, мобилен. В сукином сыне есть что-то обещающее. Когда вы собираетесь купить щенка, вы ведь не выберете того пупсика, что лижет вашу руку. Вы выберете самого неугомонного негодника из помета, того, который рычит, портит мебель, гадит на середине ковра и задает трепку остальным щенкам. Из него получится лучшая собака. Женщина, ищущая мужа, как будто выбирает домашнее животное, и поэтому… — Марджори разразилась хохотом. Иден произнес: — Я вполне серьезен. Она тоскует по мужчине, который уже приручен. Инстинкт подсказывает ей, что сукин сын превратится в стоящего человека, муженька с небольшим огоньком и необходимой энергией, чтобы нести свой груз на длинном пути. И она не ошибется. Но ей надо быть уверенной, что она не покупает врожденного и неизменного сукиного сына. Вот большой знак вопроса. То ли этот щенок демонстрирует юношеский задор, то ли он всегда кусается и гадит?