Марджори в поисках пути - Страница 94

— Что это за здание?

— А ты как думаешь? Немецкое консульство. — Он был раздражен и угрюм; в это время суток он всегда был таким, даже без утомительного путешествия.

Посыльный внес их чемоданы в отель. Она не двинулась с тротуара.

— Майк…

— Да?

— Это очень глупо с моей стороны? Я хочу пойти посмотреть это консульство.

— Пойдем зарегистрируемся и умоемся, в конце концов. Потом можешь весь вечер наслаждаться видами. На меня это не действует. Я уже видел свастику.

— Ну только на минутку.

На его изможденном лице медленно появилась усталая улыбка.

— Птица и змея. Разумеется, иди, услаждай свой взор.

Они прошли по тротуару к немецкому консульству. Она уставилась на позолоченного орла и свастику на огромном медальоне над дверьми. Через некоторое время она сказала:

— Они реальные, правда? Они действительно существуют.

— О да! — ответил Иден. — Они существуют.

В ту ночь она легла спать, но мурашки бегали по спине, несмотря на снотворное, позаимствованное у Майкла Идена. За ужином не упоминали о нацистах. Он говорил о Франции, Италии, об уме и обаянии Ноэля Эрмана. Но она знала, что он заметил ее шокированное состояние, в которое ее привела позолоченная свастика. Марджори и раньше видела свастики в кинохронике и журналах; но это была первая, которую она увидела в реальной жизни.

Долгое время снотворное не действовало. Оно расслабило и согрело ее члены и успокоило нервы, но разум оставался напряженным и обостренным в темноте; в конце концов она села, зажгла ночник и закурила, перебирая в уме поразительные явления двух последних дней. И поразительнее всего было не то, что Майкл Иден как ни в чем не бывало пригласил ее лететь с ним в Цюрих, а то, что она с готовностью приняла это приглашение. Но с того момента, как она впервые увидела этого странного беспокойного человека на мостике «Куин Мэри», — по крайней мере с того момента, как она впервые заговорила с ним возле поручней, когда корабль шел вниз по Малым Морям, — Марджори стало казаться, что она навсегда распрощалась со всем знакомым и прочным в своей жизни, включая свои взгляды на приличия.

Когда-то ей казалось, что Ноэль Эрман открыл для нее новый мир — мир, в котором поведение и ценности соответствовали написанному в романах; но сейчас его развязные манеры и шокирующая речь стали казаться ей негативным отпечатком ее собственного мира. Ноэль придумал называть все черное на Вест-Энд-авеню белым, и наоборот. За пределами этого ограниченного мирка, этого постоянного перетягивания каната с Ноэлем, за пределами ее девичьей мечты стать Марджори Морнингстар находился и был там всегда шумный большой мир, где сновали мужчины типа Майкла Идена; и совсем случайно, преследуя Ноэля, она вошла в этот большой мир, и он пугал и волновал ее.

Как только была протянута телефонная линия из дока на корабль, Иден позвонил из Шербура в Париж, и в кратчайший срок — он не сказал, как этого добился, — принес ей адрес Ноэля.

Ноэль отсутствовал, он катался в Альпах, добавил он, и его не ждали раньше, чем через десять дней. Затем он предложил сопровождать ее в Париж и помочь устроиться в разумно дешевом отеле, прежде чем он продолжит путь в Германию; и он оказался очень ловок и проворен в прохождении через таможню, добывании французских денег, общении с носильщиками и переправлении багажа с корабля на парижский поезд. Когда они ближе к вечеру прибыли в Париж, шел дождь, и она побывала только в одном тихом ресторанчике, где прекрасно пообедала (в то время как Иден удовольствовался миской салата и целой буханкой хлеба), и в безвкусно обставленном «Моцарт-отеле», куда он ее поместил.

Перед тем как попрощаться с ней на ночь, стоя в фойе в ожидании скрипучего лифта, Иден сказал отрывисто:

— В твоем распоряжении десять дней. К чему в одиночку слоняться по Парижу? Это время года здесь самое ужасное. Мне придется провести около недели в Цюрихе, прежде чем ехать в Германию. Поехали вместе. Я довезу тебя до Альп. Возможно, мы нападем на след Ноэля. Там не так уж много мест, где он может быть. Вероятно, это твой единственный шанс увидеть Альпы. На них стоит посмотреть.

Лучшее, что она смогла придумать в ответ, стараясь перевести дыхание, было:

— Не думаю, что это приличное предложение.

— Ну конечно, приличное, — возразил Иден без улыбки, — и ты в этом ничуть не сомневаешься.

— Мне казалось, корабельные знакомства на земле неизменно превращаются в скуку.

— Полагаю, все правила имеют исключения. Ты держишься отлично. По-моему, Альпы тебе понравятся. Ну как, поедешь?

За секунду до ответа Марджори подумала о многих вещах: о напряженном одиночестве десятидневного пребывания в чужом большом городе в ожидании Ноэля, о коротком, но сильном припадке Идена на корабле и его поразительно быстром выздоровлении, о ее растущем подозрении, что он вовлечен в тайные или нелегальные дела в Германии, о том, что скажет ее мать, узнав, что она путешествует по Европе с мужчиной, таким, как Иден, если она когда-либо это узнает. Поколебавшись, она посмотрела ему в лицо, спокойное и приветливое, хотя и не изменившее своей отчужденности. Она вовсе не была влюблена в него. Когда она увидела его со шприцем в руке, подобные мысли, находившиеся в самом дальнем углу ее сознания, быстро исчезли, возможно, к лучшему; но она ощущала привязанность, жалость и участие к нему. Несмотря на свои эксцентричные черты, он был прекрасным спутником (в хорошем настроении), и если кого-то можно назвать порядочным, он был именно таким.