Марджори в поисках пути - Страница 92

Пока он ковырялся с салатом, она съела солидный обед.

— Ты заставляешь меня чувствовать себя кровожадной, — заявила она. — Я бы хотела, чтобы ты сдался и съел что-нибудь существенное — яйцо или еще что-то. — Он лишь рассмеялся.

Позднее в баре она сказала:

— Что ж, думаю, ты восполнишь это выпивкой. — Он приканчивал четвертую порцию двойного бренди, и, как всегда, это на нем не отражалось, за исключением того, что он говорил чуть более тепло. — Я не встречала большего пьяницы, чем ты. Ноэль в лучшие свои дни, то есть в худшие, никогда не достигал твоего уровня, даже в моменты кризиса. Бернард Шоу не пил, правда? Где-то в его книгах я читала, что он считал алкоголь ядом. Ты непоследователен.

— Ну, разумеется, — ответил Иден. — А кто говорит, что надо быть последовательным? Среди лучших творений Бога — алкоголь. Он гордится этим. В Библии полно деликатных намеков на выпивку.

Она выпила довольно прилично, и танцы не отразились в ее воспоминаниях, но осталось ощущение, что это было божественно. Около часа ночи они оказались на шлюпочной палубе под голубовато-белой луной, которая медленно двигалась от одной стороны колоссальных труб к другой. Цветочный запах холодного бриза усилился. Там и тут были видны тени парочек, откровенно обнимающихся.

— Посмотри на тех лизунчиков, — сказала Марджори. — Мы с тобой — пара старых консерваторов.

— Не знаю. Думаю, что в этих парочках есть что-то ужасно комичное, — возразил Иден. — Пустозвон за пустозвоном. Каждая парочка пустозвонов уверена, что все эти движения в темноте — умная ночная работа, что они делают то, что действительно хотят делать. Тогда как это химические элементы их тел толкают их к бездумным механическим процессам, как спарившихся лягушек. Ты не считаешь, что это смешно?

— Ничуть, — ответила Марджори. — На самом деле, ты сейчас говоришь, как второкурсник на вечеринке, оставшийся без пары.

Иден разразился таким хохотом, что некоторые из парочек разъединились и выпрямились.

— Если бы я был на десять лет моложе и в своем уме, — сказал он, — я бы заставил Ноэля Эрмана поволноваться. Давай останемся до рассвета и будем красноглазые, бледные и пьяные, а?

— Разумеется, — ответила Марджори. — А разве все бары не закрылись?

— Иди за мной.

Когда спустились, они увидели блондинку Хильду и Тейлера, поднимающихся на шлюпочную палубу. Иден отступил в сторону, и двое немцев прошли мимо в молчании. Это был неудобный момент. У дверей своей каюты Иден поколебался, роясь в кармане в поисках ключа, и задумался.

— У меня внезапно появилась уверенность, что я не запирал эту дверь. — Он повернул ручку, и дверь открылась. Взгляд, брошенный на нее, был острым и встревоженным. — Я всегда был убийственно рассеянным. Без сомнения, все драгоценности из короны украдены. Что ж, входи.

Он беспокойно оглядел комнату, но все было в порядке: кровать приготовлена, рядом с ней зажжен розовый ночник.

— Как насчет бренди с водой из-под крана?

— Мой любимый напиток.

Он включил свой портативный коротковолновый радиоприемник. После минутного бормотания приемник разразился пронзительным истерическим криком по-немецки. Майкл убавил звук. Лающий и визжащий голос прерывался пугающим ревом толпы. Марджори спросила:

— Что это?

— А ты как думаешь?

— Гитлер?

— Гитлер.

— В два часа ночи?

— Это запись.

Марджори слушала голос, глядя на радио круглыми глазами. Она не могла поверить тому, что слышала.

— Выключи.

— С радостью.

Смешивая напитки, он продолжал оглядывать комнату. Он подошел к книжной полке над столом и уставился на нее; по одному открыл ящики стола и переворошил бумаги и папки. Линии его лица стали резче и глубже.

— Марджори, в конце концов, я очень устал. Все-таки сейчас ночь, не так ли?

— Выгоняешь меня? Можно хоть допить бренди?

— Забери с собой. Возьми всю бутылку.

— Представь меня разгуливающую по кораблю с бутылкой бренди! Нет, спасибо…

Он так резко захлопнул ящик стола, что со стола на пол свалилась стопка книг, рассыпая изнутри маленькие бумажки. Они покатились по полу, завиваясь, как стружки. Непристойная брань сорвалась с его губ, и он, упав на колени, принялся обеими руками рыться в книгах и бумажках. Марджори поставила свой стакан и стояла, глядя на него, шокированная и испуганная. Через несколько минут он снова сел на стул, держа на коленях груду книг и бумаг, и посмотрел ей в глаза. Его лицо приняло зеленый оттенок, глаза были обведены белыми кругами, а шрам выглядел, как свежая багровая рана. Она нерешительно приблизилась к нему и коснулась лица.

— Майк, что случилось?

Он встал и одну за одной запустил книги через комнату к двери. Затем бросился на кровать лицом вниз и зарылся в подушки. Марджори с изумлением услышала, что он глухо стонет. Ноги его дергались, а тело извивалось. Она с трудом подавила импульс рассмеяться; зрелище было одновременно нелепым и ужасным. Она подумала о том, чтобы удрать, но не смогла. Волосы у нее встали дыбом, во рту пересохло, она содрогнулась, но осталась стоять на месте. «Майк!» Он не отвечал, но через минуту затих. Потом перевернулся и сел, глаза его были, как стеклянные. Он поплелся к ванной, и она увидела, что он достал из черной коробки иглу для подкожных впрыскиваний, потом рывком закрыл дверь.

Она вылила бренди с водой в пустой кувшин, налила чистого бренди и залпом выпила. Упав в кресло, она закурила сигарету и стала ждать, время от времени содрогаясь.