— Как?! Он выглядит на все шестьдесят, — удивилась Марджори. — Он в самом деле женился на этой девочке? Возмутительно.
— Существует несколько теорий относительно того, почему пожилые мужчины женятся на молодых очаровательных девушках, — сказал Иден. — Регрессивные тенденции или послеюношеская эмоциональная фиксация, что-то в этом роде. Девушка — это суррогат, символ, а не реальное лицо для мужчины, так говорят все книги. Хотя у меня своя собственная теория на этот счет. Если бы у меня были время и талант, я бы написал книгу. Уверен, что я прав.
— А какая у вас теория?
— Ну, я бы сказал, что пожилые мужчины женятся на очаровательных девушках, чтобы спать с ними.
Он сказал это с беспристрастным строгим лицом, глядя прямо на танцплощадку.
Марджори проговорила немного погодя:
— Вы слушаете лекции каждый понедельник и четверг в клубе «Киванис» на тему регрессий и фиксаций?
— Я преподавал психологию, — сказал Иден, с таким же открытым лицом.
— Понимаю. А теперь вы заняты химическим бизнесом?
— Верно.
— И если по правде, не находите ли вы какое-то странное удовольствие в том, что рассказываете мне эти истории?
— Это верно. Я бросил преподавание после катастрофы. У меня это не очень хорошо получалось впоследствии.
Марджори заговорила не таким ироническим тоном.
— Мне вы кажетесь очень странным. Я не особенно тупая, не так ли?
— Вы совсем не тупая, Марджори, но полагаю, что тупой я, мне очень жаль. — Он отпил виски. — Я нахожу какое-то детское удовольствие в том, что ввожу вас в заблуждение. Не могу сказать почему. Может быть, выпивка, хотя я так не думаю. У меня сегодня было что-то вроде шока, ничего серьезного, но мои нервы последнее время не в очень хорошем состоянии. Все, что я сказал вам, — правда, мне все равно, но это правда более или менее. Вы когда-нибудь говорили абсолютную правду в своей жизни? Это чрезвычайно трудная вещь. Любая энциклопедия заполнена ложью.
Он посмотрел на нее, и в его глазах, казалось, возник слабый оттенок призыва, искусно сконцентрированный на сухом тоне и насмешливых словах.
— Я испугал вас или вы бы хотели потанцевать еще?
— Конечно, я потанцую, если вы хотите, — ответила Марджори. — Но думаю, что вам, возможно, утомительно поддерживать беседу со мной. Я бы совсем не была против, если бы вы пошли к себе в каюту и почитали или поспали.
— Боже праведный, нет, — сказал Иден.
— Давайте потанцуем во что бы то ни стало. Давайте танцевать до тех пор, пока скрипка обывателя не выпадет у него из рук. Я чудесно провожу время. Надеюсь, вы тоже.
Когда Марджори на следующее утро открыла глаза, белый солнечный свет струился косым снопом через иллюминатор. Секунда или две ушли у нее на то, чтобы вспомнить, где она находится. Корабль качало намного сильнее, чем вчера; через иллюминатор она увидела ясное голубое небо, затем несущуюся мимо бурлящую фиолетовую воду, потом снова голубое небо. Луч солнца на стене переползал то вверх, то вниз. Она лежала на подушке, щурясь от яркого света и думая о Майкле Идене. Она праздно провела несколько минут, вспоминая некоторые странные вещи, которые он говорил; потом ей показалось удивительным, что она думает о нем, а не о Ноэле. Мысли о Ноэле Эрмане во время пробуждения были ее хроническим недугом, наподобие болей в горле по утрам у некоторых людей. Было приятно освободиться от этого даже на день.
Она позвонила, чтобы принесли кофе. Стюард принес его с номером корабельной газеты и сказал ей, что часы показывают около часа дня; значит, скоро ленч. Можно было еще часок предаваться лени. Она свалила в кучу подушки и села пить кофе и читать газету. Зевая, она читала новости — Гитлер оккупировал Чехословакию, не оказавшую сопротивления. Марджори обратилась к календарю корабельных событий. Днем должен состояться турнир по настольному теннису, вечером кинофильм «Братья Маркс» и танцы в главном зале. В тот вечер она решила надеть свое лучшее вечернее платье из очаровательной черной тафты от Бергдорфа, а не беречь его к обеду в каюте капитана.
Немного спустя она почувствовала легкое головокружение и неудобство от корабельной качки. Марджори искупалась, держась мыльной рукой за перила над ванной и похихикивая в густом пару. Она поспешно оделась, напевая про себя «Влюбиться в любовь», и вышла на палубу.
Яркий солнечный свет ударил в глаза, и Марджори надела темные очки. Изумляясь снова огромным размерам корабля, она совершила утреннюю прогулку по палубе, глотая сладкий прохладный воздух. Она обогнула дальние каюты левого борта и наткнулась на Идена у теннисного стола. Майкл небрежно щелкал шариком, скачущим взад и вперед, играя с полным решимости мальчиком.
— Привет, спортсмен, — сказала она.
Он помахал ей ракеткой.
— Привет. Ленч?
— С удовольствием.
Он казался очень воодушевленным; сказал, что находится здесь с восьми — гуляет по палубам. Они прошли к его столику в большой, богато украшенной столовой. Майк огорчил стюарда тем, что отложил в сторону длинное меню и заказал салат и сандвич с томатом. Когда Марджори попросила бекон с яичницей, Иден пошутил:
— Я больше еврей, чем вы. Вы из тех, кто ест бекон.
Она засмеялась и рассказала ему, сколько времени у нее ушло на то, чтобы к этому привыкнуть. Он кивнул, его лицо было серьезным.
— Должно быть, это мощный механизм. Удивляешься, что у вас было плохо со здоровьем.
— Ну, это не слишком трудно, если однажды вы понимаете, что это всего лишь старомодный предрассудок.