Марджори в поисках пути - Страница 97

Хотя их отношения были почти комически целомудренными и это служило поводом для большинства шуток Идена, Марджори ощущала под ними басовые ноты секса. Она и Майкл очень много веселились, и легкий поцелуй в конце вечера (редко больше одного) был весьма приятен. Она часто задумывалась, что бы стала делать, если бы Майкл начал проявлять к ней внимание.

Если бы в начале путешествия по Европе кто-нибудь сказал ей, что скоро она начнет болтаться по Швейцарии с сорокалетним вдовцом, она бы оскорбилась. Сорок лет — для нее этот возраст всегда означал, что мужчина начинает стареть и ему пора собираться на пенсию. И все же Иден обращался с ней, как с ровесницей. Она начинала понимать, что девушка старше двадцати четырех лет — не больше и не меньше, чем стареющая женщина. Это была довольно неожиданная мысль. Первые седые волосы, которые она выдергивала у висков, казались ей чересчур преждевременными; танцы в Колумбии присутствовали в ее мозгу, как события, случившиеся лишь вчера.

Они прибыли в Люцерну, город зеленых холмов, покрытых цветами, и прелестных средневековых домов на берегу озера в оправе гигантских гор. Позднее днем, когда город окутали тени, а солнце зарозовело на снежных пиках, Майкл нанял быстроходный катер, и они помчались по неподвижной глади голубого озера. Он казался погруженным в свои мрачные мысли; он не разговаривал и даже не смотрел на нее. Марджори сама очень устала, и путешествие начинало действовать ей на нервы. Езда на катере ей не нравилась; она бы с удовольствием вздремнула. Она подумала, что уже устала от этой странной поездки с этим очень странным человеком, и не могла удержаться от любопытства, насколько он действительно хочет найти Ноэля.

Майкл включил мотор, и красный продолговатый катер тихо закачался на воде. Иден закурил сигару.

— Ну, вот. Конец пути. Солнце зашло для всесильного Пилата, и мы прощаемся с Майком и Марджори, нашими веселыми туристами, и с живописной Швейцарией, страной озер, гор и вечных снегов.

— Мне казалось, у нас еще есть время до пятницы, — сказала Марджори.

— Видишь ли, недавно я сделал один телефонный звонок. Утром мне придется ехать в Цюрих.

— А дальше?

— А дальше? Живописная Германия, страна гостеприимства, кожаных фартуков, пива, песен и веселого смеха.

Прохладный ветерок всколыхнул воду, и о борт заплескалась волны. На озере было очень пустынно и тихо. В Люцерне уже замерцали вереницы уличных огней.

Некоторое время они молча курили и смотрели на красный закат, изогнувшийся на куполе неба, а затем Иден произнес:

— Ноэль вернулся в Париж.

— Вот как?

— Я звонил каждый день. Он появился лишь сегодня днем. Кажется, он изменил планы и был в Венеции. Не могу сказать, что я ему не признателен. Непредсказуемый парень.

Стыдясь своих подозрений, Марджори сказала:

— Спасибо, Майк. Ты говорил с ним?

— С Ноэлем? Нет… он выходил в то время. Я говорил с его квартирной хозяйкой. Женщина с сильным немецким акцентом. Ее трудно понять по телефону.

Он вновь замолчал. Он казался угрюмым и то и дело кидал на Марджори мрачные взгляды. Закат быстро угасал, и с каждой минутой становилось холоднее. Наконец, когда Марджори уже собиралась предложить вернуться, он произнес:

— Прости за те три дня в Цюрихе. Надеюсь, ты не испугалась и не взволновалась.

Напуганная резким переходом к запретной теме, Марджори осторожно сказала:

— Ну да, я беспокоилась. Чертовски беспокоилась, особенно в последний день.

— Могу себе представить. Прости, я не мог позвонить.

— Что ж, ты в порядке, какая теперь разница?

— Марджори, как я тебе говорил на корабле, я собираюсь в Германию по делу, но я также занимаюсь нелегальной спасательной работой. Мне не следует это тебе говорить, но я хочу. Надеюсь, ты не будешь слишком волноваться и не впадешь в истерику. — Казалось слова льются из него бурным потоком. Она уставилась на него. После долгой паузы он продолжал более медленно. — Ну, вот. Я знаю, я могу рассчитывать на то, что ты не будешь об этом вспоминать, обсуждать или еще что-либо, а просто забудешь, когда мы вернемся на берег. Здесь замешаны человеческие жизни.

— Ну… разумеется. А это… это очень опасно? — Она не знала, что сказать. Ее больше удивила не сама информация, а то, что он ей все рассказал.

— Нет, не очень. Я хочу сказать, все относительно. Это не так безопасно, как изучать семитские языки в Оксфорде, скажем так.

Хотя Марджори была в смятении, она улыбнулась. Иден тоже улыбнулся и горячо произнес, сверкая глазами:

— Вот что я скажу тебе, Мардж, — в спасательной работе чертовски много веселья, хотя это и не вполне подходящее слово. Я занимаюсь этим около двух лет. Находиться вне закона — это стимулирует. Это обостряет чувства, упрощает повседневную работу. К тому же это делает каждый час, когда тебя не поймали, весьма приятным. А что до депрессии и беспокойства, они просто исчезают. Дело в том, как я это вижу, что, когда я возвращаюсь в США, я возвращаюсь в черно-белое кино. Как только я пересекаю германскую границу, я снова в цветном фильме. Конечно, такое ощущение неестественно, и я не говорю о том, что там я постоянно испытываю страх, но тем не менее это все так. — Он заглянул ей в лицо и рассмеялся. — Я тебя шокирую?

— Что бы ты ни сказал, не сможет меня шокировать. Ты марсианин. Когда ты возвращаешься в Германию?

— Завтра вечерним поездом в Штутгарт.

— Разве в поездах не проверяют всех и вся?

— В том-то и фокус. Я все делаю легально и очевидно, как любой американский бизнесмен.