Марджори в поисках пути - Страница 72

Утром она взяла из банка пятьдесят семь долларов, сохранив на балансе полтора доллара. Она заработала эти деньги в прошлом месяце как приемщица, модель и билетерша. Из банка Марджори пошла в магазин Бергдорфа Гудмена и купила за пятьдесят пять долларов черное французское нижнее белье, красиво отделанное кружевами. Она надела белье в кабинке и важно выступала перед зеркалом с сигаретой в руке, экспериментируя с различными дегенеративными взглядами и ужимками. Ей казалось, что она изображает достаточно привлекательную и порочную проститутку.

Вечером перед репетицией дорогое белье Марджори стало причиной некоторых завистливых комментариев среди девушек в гримерной комнате. Она надела накидку, чтобы выйти за кулисы, и сбросила ее только в последний момент перед поднятием занавеса. Пока шло представление, Марджори чувствовала себя пристыженной и жестоко осмеиваемой всеми, гарцуя под ослепительным светом театральных рамп в нижнем белье. Она остро ощущала присутствие Дэна Воена и других толпящихся за кулисами актеров, спокойно наслаждающихся созерцанием шести раздетых девушек и отпускающих шутки. Она кидалась за накидкой каждый раз, когда выходила со сцены.

В конце репетиции помощник директора подошел к ней, отводя глаза и хмуря брови; ее сердце упало.

— Мистер Фламм хочет видеть тебя, Мардж.

Она взяла себя в руки и пошла в каморку из фанерных перегородок позади сцены, которую Фламм использовал как офис.

Это было сокращение, конечно. Со сверкающими глазами, еще более налитыми кровью, чем два года назад, и радушной отеческой улыбкой на лице, с пальцами, поочередно ласкающими его щегольскую зеленую изогнутую брошку и аккуратные седые волосы, Фламм объяснил, что бюджет превышен и он не может позволить себе оставить ее в спектакле. Марджори отчаянно предлагала работать кем угодно, отказалась от денег, причитающихся ей за репетиции, сказала, что возместит расходы на свою дорогу в Филадельфию на представление.

Он качал головой. Ее артистический дух замечателен, сказал он, но кровопийские правила Актерской лиги, которые погубили театр, не позволяют ему принять ее предложение.

— Каждый проклятый актер в спектакле может протестовать, моя дорогая. Они в основном помешанные на деньгах свиньи, эти актеры. Это не настоящие артисты Лиги. Скоро здесь не будет никакого Бродвея. Это всеобщее угасание, задушенное Лигой и Союзом рабочих сцены. Они будут сожалеть, эти два удава, когда обнаружат себя заваленными протухшими трупами. Тогда, может быть, они задушат друг друга до смерти и театр возродится вновь. Ах, но как это далеко от маленькой Мардж Морнингстар и ее проблем, не так ли? Моя дорогая, я страшно, страшно сожалею. Действительно. Ну вот, не шмыгай носом, убери носовой платок, малыш. Это не конец для тебя. Я надеюсь, что это начало, и славное начало. Ты не прошла незамеченной, дорогая.

Она подняла склоненную голову и взглянула на него.

— Честно, Мардж, ты ничуть не подходила к роли. Если бы я хотел сократить тебя, я бы позволил тебе уйти на второй день репетиций. Ты просто не выглядишь, как проститутка, моя дорогая. Ты гораздо более свежа и приятна. Это белье на тебе действительно превосходно, конечно. Неприятно то, что оно делает тебя еще менее похожей на плохую женщину. Я испугался, что ты выглядишь, как милая вассарская девушка, свежая, как после душа, начавшая одеваться для большого вечера. Сейчас, не дуясь, можешь ты понять, какое это драгоценное качество? Есть миллионы девушек на Бродвее, которые могут выглядеть, как вертихвостки. Где ты взяла эту комбинашку, моя дорогая?

— У Б-бергдорфа.

— У Бергдорфа, да? Что делает твой отец, Мардж?

— Ну… он импортер, мистер Фламм, — сказала Марджори с подозрением, что Фламм может дознаться.

— Дорогая Марджори, может, будет утешительно иметь роль звезды в блестящей комедии вместо того, чтобы болтаться в тривиальном фарсе? Потому что между тобой и мной, дорогая, — и мы можем быть откровенны теперь, — стоит этот «Плохой год». А вот эта пьеса — это кое-что другое, поверь мне! Он вынул из ящика стола ужасно потрепанный сценарий «Одолеть две пары» — вероятно, тот самый, который он вручил Марджори два года назад, и драматически хлопнул им по столу. Марджори стало смешно и противно.

Фламм выбрал ее в первый день репетиций, сказал он, на роль звезды в этой пьесе, это наиболее крупная возможность, на которую может надеяться молодая актриса; и теперь, этим самым вечером, необыкновенное очарование, которое лишило ее роли проститутки, убедило его, что Клариса была, по существу, предназначена Марджори для прорыва на Бродвей. Он приказал ей, чтобы она постигла Кларису всей душой, а затем пришла и встретилась с ним в день после премьеры «Плохого года».

Не вызывало никакого сомнения, что он действительно не может вспомнить Марджори. Она безучастно смотрела на него, пока он освещал сцену появления Кларисы, громоздкую и неуклюжую, и ждала, когда же он узнает ее. Марджори могла описать каждую деталь той первой встречи с ним, он даже комментировал ее имя, Марджори Морнингстар! Как могло это совершенно начисто исчезнуть из его памяти?

Но это было так. Старый мошенник проделывал это или что-то похожее на это так часто с таким множеством девушек, что Марджори была для него не более чем лицо на параде; и все же она пыталась найти способ наказать его, когда он провожал ее из офиса, впихивая сценарий ей в руку и открывая дверь.

— Это не конец, Марджори, поверь мне, не конец. Некоторые говорят мне, что это может быть началом дороги для нас обоих. Золотой дороги, моя дорогая, — воскликнул он, его глаза почти выскакивали из орбит, — славной дороги!