Марджори в поисках пути - Страница 5

В спешке она оделась и уехала, ни слова не сказав матери, куда едет. Сейчас не было времени спорить, и в любом случае ей придется пропустить мимо ушей протест матери. Его веселый, радостный голос звенел у нее в ушах, несмотря на то что усталость чувствовалась в каждой части тела. Они встретились у здания офиса «Парамаунт» и на «кадиллаке» Сэма Ротмора поехали в аэропорт. Ноэль был в новом широком сером пальто из твида с поднятым воротником, в руках он нес толстый запечатанный конверт коричневого цвета.

— Что все это значит, Ноэль?

— О, большая интрига! Член местного законодательного собрания выступает сегодня с речью по поводу ситуации с налогами на входные билеты в кино. Ему нужны эти документы к часу дня. Сэм не вдавался в подробности, лишь спросил, не боюсь ли я лететь, и потом вручил мне конверт. По каким-то своим соображениям он не может использовать для этого постоянного курьера, все сугубо секретно. Я чувствую себя Скарлетом Пимпернелем. — Это невероятно, думала Марджори, как мог меняется этот человек с каждым днем и даже с каждым часом. Сегодня он снова был худощавым белокурым богом «Южного ветра», со сверкающими глазами, полным силы и энергии. — Ты знаешь, я сегодня не сомкнул глаз! Подожди, ты скоро услышишь. «Старое лицо луны». Это действительно замечательно. Я интуитивно чувствую. Мы будем богаты. Эта песня пришла мне в голову, когда я прогуливался под дождем прошлой ночью, после того как ты ушла…

— Я до смерти хочу услышать ее.

Едва самолет поднялся в воздух, оставив внизу телефонные провода, Марджори, затаив дыхание от какого-то пьянящего страха, подумала, что вот-вот упадет в обморок. Это был четырехместный самолет с одним двигателем, пилотируемый угрюмым человеком в поношенной кожаной куртке. Окошки самолета дребезжали и свистели от ветра, крылья раскачивались, а борта и сиденья тряслись, как в очень старом «форде». Но ее это не волновало. Ей было ужасно страшно, но еще больше — ей было весело и даже, казалось, было не жалко и умереть так, если смерть близко. (Хотя она в это не верила.) Самолет пролетал над долиной реки Гудзон, а Марджори и Ноэль сидели, взявшись за руки, и смотрели вниз, сквозь прозрачный воздух на города, поля, холмы и на реку, которая казалась блестящей сказочной картиной, залитой ослепительно сверкающим солнечным светом. В аэропорту Олбани их ждала машина с доверенным лицом члена законодательного собрания, который должен будет произносить речь. Через десять минут после того, как они приземлились, они уже снова были в воздухе и летели на юг, прямо в белое зарево солнца. Марджори опьянела от скорости, испуга, солнечного света, от неожиданной, головокружительной новизны этого путешествия. Ноэль был неутомим, подумала она. Он не мог существовать без приключений и неожиданностей, в этом была вся его натура, его образ жизни, его стиль. Она никогда больше не найдет такого, как он. Во всем мире нет такого второго. Она наклонилась вперед и страстно поцеловала его в губы, натянув до предела свой привязной ремень. Изумленный, он посмотрел на нее и заорал ей в ухо:

— Хорошо, если это оказывает такое воздействие, я зафрахтую самолет, и мы будем летать в Олбани каждый день!

Они в воздухе пересекли Манхэттен, залитый внизу ясным дневным светом, и медленно, даже лениво сделали круг над башнями, мостами, статуей Свободы, пароходами и блестящими гаванями. Глухой стук шасси уныло прозвучал на взлетной полосе аэропорта. Отстегивая привязной ремень, Ноэль сказал:

— Ты сейчас едешь со мной в офис.

— Ничего не поделаешь.

— У Сэма в офисе есть пианино. Я должен сыграть тебе «Старое лицо луны».

— Ноэль, не смешивай свою светскую и деловую жизнь. Мне вообще не следовало лететь в самолете…

— Ты — безнадежная формалистка. Сэм знал, что я возьму тебя с собой, и предложил мне привести тебя в офис. Он хочет познакомиться с тобой. Ну, ты удовлетворена?

Она относилась с каким-то благоговейным страхом к офисам «Парамаунт». Вдоль обшитых панелями стен тянулись, как иконы, огромные изображения звезд. Эти звезды — фирменный знак «Парамаунт», который она видела на киноэкранах в течение всей своей жизни, — красовались повсюду, они были вырезаны, отпечатаны или нарисованы на стеклянных дверях, на плакатах, портретах, над арками и проходами, наполнив офисы каким-то сказочным волшебством, превратив их в нечто вроде «Тысячи и одной ночи» Голливуда. Ноэль обменялся кивком и улыбкой с секретарем в приемной и провел Марджори через дверь с надписью «Личный кабинет. Не входить» в маленькую комнату, выкрашенную в голубой цвет. Комната служила небольшой библиотекой, вдоль ее стен выстроились в ряд книги в кожаных переплетах; кроме того, в комнате был переносной бар и пианино.

— Уютно, а?

— Это совсем непохоже на деловой кабинет.

— Да, это верно. Именно здесь заключаются действительно жестокие и беспринципные сделки. Внешний офис — для обычного ежедневного надувательства. Я бы предложил тебе что-нибудь выпить, но Сэм приходит в бешенство, если кто-то пьет в рабочее время.

— Спасибо, я ничего не хочу. Ты уверен, что это нормально — нам прийти сюда?

— Все, что Сэм может сделать, — это уволить меня, а мне бы хотелось этого. — Он бросил свое пальто на маленький диван и сел за пианино. — Когда об этом подумаешь, понимаешь, как удивительно — писать песни, — сказал он, перебирая аккорды. — Правильная комбинация нескольких нот, удачное сочетание нескольких слов, все вместе длится не более чем одну-две минуты, и человек, написавший ее, в результате становится вдруг владельцем крупной фирмы или нефтяной скважины. Это как соревнование, конкурс. Написал удачный куплет — и выиграл Гран-при. Ну, ладно, малыш, вот удачный куплет 1936 года: Ноэль Эрман, «Старое лицо луны».