Марджори в поисках пути - Страница 47

— Я все еще вижу Ноэля, в шляпе, с которой капает вода. А потом у Крафта — заказывающего салат из груш и деревенского сыра, и говорящего, что это в наказание.

Она помолчала. Марджори прикурила сигарету и потянула коктейль. Маша забарабанила пальчиками левой руки по столу, и бриллиант сверкал и мерцал разноцветными вспышками.

— Дорогая моя, иногда я думаю, какая я была больная, болтая в тот день, — разве нет? Конечно. Год назад я еще собиралась стать главным покупателем в «Лэмз», а потом когда-нибудь театральным продюсером и все такое. Ну, ладно. Все это несбывшиеся мечты.

Она подняла свой бокал и выпила.

— Маша, ты не можешь сожалеть, что оставила нудную работу в универмаге. О, она ужасна.

Марджори рассказала Маше о своей недолгой работе продавщицей и смеялась от всего сердца, описывая мистера Мередита.

Лицо Маши стало серьезным, и она уставилась в окно на дождь.

— Я не могу сказать, что сожалею об этом, сладкая, нет. Ни о том, что я нашла настоящего возлюбленного, такого, как Лау, захотевшего забрать меня оттуда и ухаживать за моими стариками. Но откровенно говоря, я была готова для Лау, когда встретила его. Я пробовала на протяжении двух лет в «Лэмз». Не пошло. Высокий коэффициент умственного развития — это наркотик на рынке, ты знаешь это? Он только делает тебя непригодным для большинства работ, которые состоят на девяносто процентов из выполнения снова и снова какой-то скучной операции. Конечно, ты говоришь себе сначала, что ты не блещешь в этой черной работе, поскольку создана, чтобы быть на лучшем счету, и как только достигнешь вершины, ты им покажешь. Ты говоришь это себе и слышишь, как дюжина дураков, неудачников и бездельников вокруг тебя говорит то же самое беспрерывно. Тогда что? Тогда ты говоришь себе как можно дольше, что ты совсем другая. Я не знаю. Я, конечно, честолюбива, но я никогда не могла очень долго обманывать себя. У меня ушло немало времени, чтобы выяснить, для чего я вообще существую, но долго или коротко, я не поняла этого.

— Маша, ты…

— Я очень далека от жалости к себе, сладкая. Но я держала мои маленькие глаза-бусинки открытыми. Я постепенно узнала, что большие тузы главным образом работают в два раза тяжелее и вдвойне тщательнее в скучных мелочах, чем мелкая сошка. Это большое открытие, крошка. Я не знаю, когда, черт возьми, пришла идея этим большим шишкам просто сидеть на своем стульчике и принимать решения пару часов в день, а в остальное время играть в гольф, пить шампанское и заниматься прелюбодеянием. Я говорю тебе, для каждого шага вверх по лестнице необходимо больше работы и больше внимания к мелочам, и тогда больше шансов очень скоро превратиться в большого толстого болвана. У меня был шанс. Я провалила его с громким треском. Не обращай внимания на мелочи. В цветном кино, могла бы ты сказать, всегда розовая последняя картинка и никогда нет скучных промежуточных деталей. О, будучи мальчиками-помощниками босса, мы все знаем это. Но при прочих равных условиях, я клянусь Богом, большинство из тех, кто является большой шишкой, является прежде всего рабочей лошадкой, а во-вторых — прикладной арифметикой ко всему в этом проклятом мире, и они никогда не делают ошибок в сложении и вычитании. А мне всегда была противна арифметика, так же, как и моему дорогому, чудесному, никуда не годному отцу. Конец Маши Зеленко — рожденной для карьеры женщины, предмету зависти двух континентов, носящейся между Нью-Йорком и Парижем в качестве вершителя судеб высокой моды. Зовут ее теперь миссис Лау Михельсон, и мне нравится это имя. Давай еще выпьем.

Две девушки сидели и курили, заглядываясь на проливной дождь. Когда принесли коктейли, Маша сказала:

— Я, конечно же, надеюсь, что шоу Ноэля будет хитом.

— Я тоже, конечно, — кивнула Марджори.

Маша добавила:

— Я не просто хочу быть любезной. Лау вложил туда деньги.

— Неужели?

— Не много. Пару тысяч. Миссис Лемберг — клиентка Лау. В данный момент шоу кажется прелестным, должна я сказать. Мне нравятся песни, особенно «Почему ты выглядишь такой смущенной?».

— Кто эта миссис Лемберг?

— Разве ты не знаешь?

— Маша, я не видела Ноэля с… о, даже не знаю, с прошлого марта, апреля.

Маша улыбнулась.

— Я пару раз упоминала твое имя на репетициях. Он меня не поддержал. Просто живо переходил на что-то другое. Но его лицо немного менялось, малышка, если тебе это интересно.

— Мне неинтересно, и я уверена, что ты ошибаешься.

— Он шляется с высокой молчаливой рыжей из хора.

Марджори надеялась, что ее лицо не выдает, как ударяют ее эти слова.

— Всего ему хорошего, и рыжей тоже. Он знаток девушек из хора. Это как раз то, что ему нужно. Дает ему больше власти.

Ты сумасшедшая: ему с ней скучно, — сказала Маша. — Я знаю, что ему нужно. Но это не мое дело. Извини, что сую нос.

— Все нормально. Кто эта миссис Лемберг?

— Она субсидирует шоу. Неужели ты действительно не знаешь ничего из этого? О, прекрасненько, вот еда. Если называть едой эту отвратительную кучу сухой травы. Я бы хотела ее поджечь. А этот поросенок — общипанный цыпленок и рис! Подожди, пока я благополучно выйду замуж, малышка. Веселая Маша, звезда причудливого шоу, четыреста фунтов дрожащей женской красоты… Но насчет миссис Лемберг… Боже, я бы глаз отдала за одну ложку майонеза в этих зеленых отбросах. Но я не могу, просто не могу. С моей паршивой гормональной системой я раздуюсь, как бочка, прямо у тебя на глазах.

Марджори проговорила:

— Ну, ладно, а что же насчет миссис Лемберг…