Марджори скривила губы, когда прочитала это письмо. Бесцеремонное упоминание шоу Ноэля было, конечно же, основным моментом. Маша хотела выведать у нее о «Принцессе Джонс». Шла первая неделя репетиций шоу, и Марджори с большим трудом удерживала себя от прогулок возле театра, поэтому она была рада всему, что ее отвлекало. Она позвонила Маше, думая, как будет забавно выяснить, была ли эта помолвка еще одной снисходительной ложью. Маша показалась ей сумасбродной и веселой.
— Сладкая моя, это блаженство — разговаривать с тобой. Час — великолепно, просто превосходно. Где? Где-нибудь в прекрасном месте. Давай пообедаем в «Плаза».
— В «Плаза»?
— Почему бы нет? Нет ничего лучше для Морнингстар!
— Маша, Морнингстар — безработная бродяга.
— Чепуха!
— Я бы хотела, чтобы это было чепухой.
— Ну, дорогая, тогда это шанс всей жизни. Я вылечу тебя.
— Ничего не поделаешь. Если какой-нибудь дурак пригласит меня в «Плаза», тогда совсем другое дело, но…
— Мардж, я купаюсь в деньгах. Подожди, пока я расскажу тебе. Я звеню, когда хожу. Я гремлю. Моя единственная проблема — это избавиться от них, клянусь. Зайди за мной в четверть первого, и мы прогуляемся по парку. Сегодня прекрасный день.
Она сказала Марджори свой новый адрес.
— Я зайду за тобой, Маша, но что касается «Плаза»…
— Прекрасно, сладкая. Пока.
Марджори выбрала свое лучшее платье для такого случая. Маша казалась действительно помолвленной, что ж, хорошо (помолвленной и ликующей), и Марджори не хотела, чтобы над ней торжествовали.
Новый адрес оказался изящно потрепанным многоквартирным домом в Вест-Сайде на 62-й улице. Марджори нажала кнопку лифта; загорелась красная надпись «В работе», и лифт заревел, спускаясь с дальнего этажа. Он как будто пел: «Нет, не надо, нет, не надо, нет, не надо». Лифт все еще скрипел, когда уличная дверь открылась и невысокий человек с седыми волосами вошел в подъезд и встал, зевая, рядом с ней. В обеих руках он держал большую коричневую бумажную сумку. Марджори почувствовала запах деликатесов и еще раз посмотрела на загорелое полное лицо мужчины.
— Здравствуйте, мистер Зеленко! Помните меня?
Мужчина взглянул на нее. Его лицо оживилось.
— Ой! Великая Морнингстар! Еще красивее, чем когда-то!
Поднимаясь в лифте, Марджори сказала:
— Я так счастлива услышать кое-что о Маше.
— Да, Лау — прекрасный парень. Тебе нужно с ним познакомиться. Лау — настоящий парень.
В квартире звучала фуга Баха, исполняемая миссис Зеленко с прежней силой и мастерством. Бах и аромат турецкого табака заставили Марджори почувствовать себя постаревшей. Эта квартира хотя и была больше, чем та, на 92-й улице, но во многом походила на нее. Войдя в гостиную, Марджори узнала африканскую маску на стене, китайскую ширму, зеленого Будду и кальян среди некоторых незнакомых экзотических портьер и ламп и несколько новых стульев и столов. Маленький седовласый мужчина, который был похож на мистера Зеленко, очевидно, дядя или какой-то родственник, сидел в кресле возле окна, запрокинув лицо к потолку, закрыв глаза и сложив вместе кончики пальцев. Мать резко прервала игру.
— Мардж? Ради Бога, почему этот дурак Алекс не сказал мне, что ты здесь?
Она подошла и обняла Марджори. Она тоже была загорелой и совсем не такой толстой, как когда-то; ее волосы были недавно завиты и осветлены. Миссис Зеленко сказала:
— Ну, ты выглядишь прекрасно, как всегда, ты стала такой пронзительно красивой, дорогая, это очень радует мое сердце.
Зазвучал голос Маши, веселый и приглушенный:
— Это божественная Морнингстар? Я выйду через тридцать секунд.
Отец появился из кухни, расчесывая свои густые седые волосы.
— Кто принес на кухню все те деликатесы и почему? У нас их теперь достаточно, чтобы накормить армию.
— Это я, — сказал маленький седой дядя.
Отец сказал:
— О, здравствуй. Я не знал, что ты тоже придешь.
— Эта неразбериха не имеет значения, — перебила миссис Зеленко, все еще держа обе руки Марджори и сияя.
— Дорогая, я знаю, что вы, девочки, идете обедать, но возвращайтесь потом и расскажите нам, старикам, хорошо? Я умираю от нетерпения услышать все о твоей театральной карьере…
— Я могу сделать это за две секунды, миссис Зеленко. Ее не существует.
— Я не верю в это. Начинать всегда трудно, но если я когда-то и была уверена в чьем-то будущем…
Маша вошла в комнату, развернув плечи и выступая, как модель. Марджори была искренне удивлена, увидев эту стройную загорелую женщину в персидском каракулевом жакете, удивительном черном платье из Парижа и убийственно элегантной маленькой шляпке с вуалью. Только широкая улыбка и веселые глаза были Машины.
— Ну, моя давно потерянная подруга!
Она обняла Марджори, источая аромат дорогих духов, потом отошла и оглядела ее быстрым взглядом горящих глаз.
— Ах, черт! Почему я беспокоюсь? Ни одна девушка, которая ценит свое «я», не должна когда-либо встречаться с тобой.
У Маши на левой руке был самый крупный бриллиант, какой Марджори когда-либо видела.
— Не говори так, Маша, я считаю, что ты выглядишь потрясающе, — сказал дядя.
Мистер Зеленко спросил:
— Почему вы идете куда-то обедать, в конце концов? У нас достаточно еды, больше, чем достаточно…
— Деликатесы. Все, что знает эта семья, — это деликатесы, — улыбнулась Маша. — Если я когда-нибудь буду кормить ребенка, я, вероятно, дам ему горчицу из одной груди и пиво из другой. Нет, спасибо.