Марджори в поисках пути - Страница 35

Ее определили в секцию женского нижнего белья, на место девушки, у которой была свинка. В течение первого часа первого дня в универмаге Марджори ее работа действительно нравилась. Была какая-то волнующая новизна в том, чтобы свободно стоять в черном платье продавщицы на одной стороне прилавка, в то время как женщины в шляпах и пальто, выглядевшие озабоченными и придирчивыми, шумно толпились с другой его стороны. Было весело давать сдачу, радостно чирикать о ночных сорочках и панталонах покупателям, ползать и искать между груды коробок, заполнять продажные бланки острым свежепахнущим карандашом. Фактически она была Кэтрин Хэпберн, играющей продавщицу в первой части веселой комедии. Беда была в том, что молодой миллионер, исполняемый Гарри Купером, не показывался. Вместо него прилипчивая нарумяненная женщина в старой беличьей шубе потеряла терпение из-за невнимания Марджори и начала громко выкрикивать оскорбления в ее адрес, а Марджори сердито ответила. Женщина позвала заведующего секцией, и мистер Мередит спустился с улыбкой на устах и блеском в глазах. Марджори получила резкий шипящий выговор. Мистер Мередит извинился перед ведьмой, а Марджори дулась на другом конце прилавка, чувствуя, что ее презирают.

Довольно для Кэтрин Хэпберн. После этого весь первый день и все последующие, проведенные в универмаге, работа не представляла для нее ничего, кроме изнуряющего труда под остановившимися часами. Изо дня в день он вызывал у нее боль в спине и ногах, раздражение и растущую ненависть к женщинам.

Заведующий секцией мистер Мередит начал задерживать ее после работы, чтобы показать ей поражающие запасы нижнего белья. Он был высоким усатым мужчиной около 50 лет со зловонным дыханием, тщетно скрываемым мятными леденцами, и постоянной фальшивой улыбкой. Марджори казалось подозрительным ходить и рыться в кучах кружевного дамского белья с мистером Мередитом, смотреть, как он перебирал бюстгальтеры и комбинации, слушать его рассказы о них. Но она смирилась с этим. Вознаграждением за весь тяжкий труд были двенадцать долларов в конце недели. Ее отец давал ей половину этого каждое воскресенье просто за то, что она была его дочерью. Но она приносила конверт с зарплатой домой с большой гордостью.

Мистер и миссис Моргенштерн, однако, разочарованно относились к новой идее их дочери. Отец казался опечаленным.

— Неужели моя дочь, — говорил он, — должна работать продавщицей нижнего белья? Неужели дома так плохи дела?

Миссис Моргенштерн утверждала, что глупо со стороны Марджори работать в универмаге, когда она могла бы заработать больше денег с меньшими усилиями в офисе своего отца. Марджори не могла как следует объяснить родителям, что «Арнольд Импортинг Компани» казалась ей черной ямой, которая поглотит ее навсегда, как только она упадет в нее.

Она говорила:

— Я думала, вы хотите, чтобы я была полезной, зарабатывая себе на жизнь…

— Ты не знаешь, что с тобой происходит, — отвечала мать. — Ты делаешь все задом наперед. Ты стенографистка. Папе нужна еще одна девушка на это место. Двадцать долларов в неделю. А так ты работаешь, как лошадь, за двенадцать долларов в неделю за прилавком у Гормана.

— Неужели ты не понимаешь, что работа на папу не будет считаться, не будет ничего значить? — сердито удивлялась Марджори.

Миссис Моргенштерн закатывала глаза к потолку.

— Если бы я закончила колледж, я бы поддержала тебя. Когда я училась в школе, двадцать было на восемь больше, чем двенадцать.

Стоило больших усилий заставлять себя услышать будильник и идти в универмаг, а поскольку добродетель Марджори оставалась непризнанной, ее положение становилось еще тяжелее. В следующий понедельник она пришла уже раздраженной от спора с матерью за завтраком. В этом споре она в конце концов дошла до восклицания, что стать стенографисткой в фирме отца означало судьбу, которой она больше всего боялась. Мистер Мередит, имевший обыкновение, сверкая своей фальшивой улыбкой, набрасываться на Марджори за столбами и углами, особенно когда она была груба с каким-нибудь невыносимым покупателем, выбрал это утро, чтобы сделать ей чрезвычайное количество выговоров. Кроме того, девушка, которая болела свинкой, вернулась на работу и проявила ревность, страх и ненависть по отношению к Марджори. Она посмеивалась над ее ошибками, сердито ворчала, когда та опиралась о прилавок, чтобы отдохнуть, и постоянно скулила и хныкала, что кто-то перепутал весь товар и теперь в нем невозможно навести порядок. Девушку звали Виолой. Она была толстой, несимпатичной, короткая верхняя губа ее приподнималась над двумя большими передними зубами.

Обед в кафетерии для продавцов — жирные фрикадельки и спагетти — был не по вкусу Марджори, которая плохо себя чувствовала. После обеда мистер Мередит почему-то изменил своей обычной манере и стал ходить вокруг Марджори, любезничая. Он заговорил с ней о своих занятиях йогой, порекомендовал пару книг и намекнул, что, может быть, она захочет пойти с ним на занятия его группы. Он все говорил и говорил без умолку, подавляя Марджори зловонным дыханием и запахом мяты. Голова у нее разболелась так, как будто в нее вонзили томагавк. Рядом за прилавком толстушка Виола смотрела все свирепее и свирепее; наконец она подошла и разразилась злыми слезами. Она жаловалась мистеру Мередиту на беспорядок в товарах, который наделала Марджори. Разговор их происходил за углом прилавка. Это был последний раз, когда Марджори видела их обоих. Она покинула этаж, пошла к своему шкафчику, взяла пальто и вышла на солнечный свет. С тех пор Марджори даже не делала покупок у Гормана. Но она помнила мистера Мередита и Виолу многие годы с чрезвычайной живостью, будто полжизни с ними проработала.