— Ноэль, что такое? Куда ты уезжаешь?
— Марджори Моргенштерн, любовь моей жизни, мы все закончили, ты это поняла? Мы больше не будем с тобой встречаться с этого дня, если ты не станешь вламываться в мою квартиру и если Имоджин не примет тебя за мальчика из бакалейного магазина. Я еду в Мехико, возможно, в воскресенье утром, на машине со своим другом, скульптором Филом Йэтсом. Как только я закончу писать черновик и получу от издателя аванс, чтобы купить там какую-нибудь развалину. Прощай, Ротмор, прощай, Марджори, прощайте все буржуазные мечты. Это было очень весело, как говорят, но это было просто что-то такое. — Его взгляд был добрым и грустным. — Ты в отчаянии?
Как ни странно, боли она почти не почувствовала и удивления тоже.
— Нет, в общем-то все нормально, Ноэль. Может, это и к лучшему.
— Ты так думаешь?
— Думаю, да. Надеюсь. Немножко как снег на голову, но тоже нормально.
— Пан или пропал, Марджори. Полный разрыв. Это — единственный выход.
— Наверно, ты же в таких делах собаку съел.
— Издеваешься?
— Совсем нет.
— Нет, Кое-что было ужасно, я знаю. Но в целом у нас все было отлично. Мы не изувечили друг друга на всю жизнь, и тем не менее мы в тупике. Выхода нет. Ничего другого не остается.
— Ноэль, все нормально, я переживу. Этого можно было ожидать. — Она удивилась, обнаружив, что поднесла к глазам носовой платок, но остановилась на полпути. — Я и сама часто думала, что пора кончать, поверь мне. Просто я бы предпочла сделать это первой, только и всего. Ни одной девчонке не понравится, чтобы ей дали пинка под зад. Да ты это и сам понимаешь.
— Марджори, это ты дала мне пинка под зад. И ты это знаешь.
— Я? Мне кажется, я уже прокручивала в голове этот разговор.
— Ни разу в жизни я не ввязывался в такую драку. Ты меня положила на обе лопатки.
Он измотанный, плохо выглядит, на все сорок, подумала она. Сидит обмякший, руки в карманах потертого пальто, длинные волосы разлохматились, челюсти заросли густой светлой щетиной.
— Ты ни в чем не уступала, ни в одной мелочи. Все — только как ты хочешь или вообще никак. Впрочем, нет, не совсем так. В «Южном ветре» ты начинала, как любая другая девчонка. Но как только умер твой дядя, так все и пошло. Ни одна девчонка не ставила мне условий. Ты заставила меня их принять, тебе это удалось. Но это бесполезно. Мало-помалу это сводит меня с ума. Тебе почти удалось загнать меня в угол, и это до сих пор меня пугает. А испуганный я хожу с того самого седера у тебя дома. Так и живу полосами — то черная тоска, то поросячий восторг, как шизик. Должен же конец-то этому прийти? Должен. — Голос у него задрожал.
— Тот седер. Гениальная идея моей мамочки.
— Гениальнее, чем ты думаешь. Спроси как-нибудь у своей мамочки, что у нее было на уме. Как-нибудь, когда все это будет далеко в прошлом, Мардж, и она будет качать на колене третьего внучка на вашей лужайке в Нью-Рошелл — маленького Рональда Шапиро. Спроси у нее…
— Ладно. Заткнись! — сказала Марджори. — По крайней мере одно хорошо: теперь мне не придется больше слушать об этом чертовом докторе Шапиро.
— Ты права. Я зануда, вечно твержу одно и то же, как тот неотесанный мужлан из одного старого, глупого анекдота. Уж извини.
— Ты только не забывай, Ноэль, я никогда не принуждала тебя работать у Сэма Ротмора. Ты сделал это по своей воле. Я говорила только, что раз уж ты взялся на него работать, то надо делать это как следует, так будет честнее. Я считаю, работа в «Парамаунте», возможно, стала бы страшной ошибкой. Вот это-то тебя и угнетает. Тебе надо бы и дальше сочинять свою музыку и не терять веры в себя. Я никогда не теряла веры в тебя и сейчас верю. Я говорила тебе, что песня станет хитом. Скажу тебе еще кое-что. «Принцесса Джонс» воплотится в реальность, и ее ждет слава. А через год, через два тебя ждет бешеный успех на Бродвее, если только ты будешь над ней работать. Ты стоишь на перепутье. — Его лицо вновь оживилось. Он выпрямился, в глазах заблестел огонь. Она стала надевать пальто. — Только лучше бы тебе сидеть и писать, а не гнаться за миражами, не надо становиться раввином, не надо изобретать новую философию насчет хитов или что-нибудь в этом роде. Желаю тебе удачи, Богом клянусь, желаю. Я никогда не стану жалеть, что знала тебя. Это была мне наука. Мне пора домой. До свидания.
— Обожди. — Она уже собиралась встать, но он остановил ее.
— Мне в самом деле пора, Ноэль. Мама слегла с простудой.
— Посиди.
Она не стала упрямиться.
— Что еще? У меня в запасе не больше минуты. Все кончено.
— Мы еще не все выяснили. Только давай условимся, что мы будем откровенны друг с другом и ты отнесешься к этому как к науке. На удивление разумный взгляд на вещи. Но ведь ты — девушка разумная, как правило, во всяком случае. Ты дала мне очень ценный совет. Спасибо. Теперь моя очередь. На твоем месте я бы забыл Марджори Морнингстар. Я преднамеренно был суров и придирчив к тебе в этом вопросе. Кое-какой талант у тебя, надо признать, есть. Ты действительно актриса. На сцене твоя фигура смотрится очень аппетитно. Голосок у тебя, правда, слабенький, писклявый, но это можно исправить. Для человека без подготовки у тебя удивительное чутье в воплощении характера. Только…
В глазах у нее появились слезы.
— Подлец, мог бы сказать об этом раньше.
— Марджори, дорогая моя, ты — не актриса. Ты не создана для тягот и грязи, дрязг и мышиной возни театральной жизни. Ты — хорошенькая, миленькая евреечка с крупицей таланта — для любительских спектаклей. Послушай моего совета: ставь все спектакли в синагоге в Нью-Рошелл, будь в них звездой, занимайся этим и…