Марджори в поисках пути - Страница 15

— Серьги, перстни, различные кольца, золото, золото, звенящее и падающее и превращающееся в кучу! Только вообразите, они полностью раздели себя! Они отказались от последних украшений ради этой глупости, того золотого тельца, представьте этих обедневших израильтян со светом Синая на лицах! И до сих пор, мои друзья, еврей, не важно, что он беден, всегда наскребет десять долларов для карточной игры. — Родственники бушевали, а пожилые подталкивали друг друга и подмигивали. Судья сидел невозмутимо, ожидая, пока смех утихнет; глаза его были насторожены, лицо серьезно, жилка на шее пульсировала. Марджори была поражена его сходством с сыном. Ноэль тоже никогда не смеялся над своими остротами, а сидел невозмутимо, выдерживая паузу и давая возможность смеяться слушателям. Глубоко сидящие умные голубые глаза были одинаковыми у обоих мужчин, в особенности теперь, когда глаза судьи излучали энергию. Различие в возрасте, ненавязчивая привлекательность и густые светлые волосы Ноэля не могли уменьшить сходства сына и отца.

В то время как Ноэль, откинувшись на стуле и уставившись на пятно от вина на скатерти, не спеша сооружал горку из крошек мацы, а его отец произносил речь, Марджори представила себе, как он с тринадцати лет точно так же сидел за столом отца и мрачно переносил невнимание. Одно было очевидно: за столом, где главенствовал судья Эйрманн, ничто другое не должно было отвлекать внимания присутствующих.

Когда судья поднялся, чтобы идти, и произнес: «А теперь до свидания, храни вас Бог и счастливой Пасхи», — все встали, окружили его, протягивая руки и расточая хором комплименты. Для каждого у него находилось слово, с каждым он обменялся рукопожатием. Он помнил, чьих родителей каждый ребенок, и называл их по имени, что всех особенно поразило. Мистер и миссис Моргенштерн проводили семью Эйрманнов до прихожей, за ними потянулись остальные гости, все обменивались шутками с судьей. Мать Ноэля, богато одетая маленькая женщина, слегка накрашенная, остановилась, чтобы поцеловать Ноэля в лоб, затем она поцеловала Марджори.

— У вас прекрасная семья, дорогая Марджори, в самом деле прекрасная. Вам можно позавидовать. Спокойной ночи. Я хотела бы побыть у вас еще.

Родители Ноэля ушли, и Марджори сказала ему:

— Я думаю, ты любишь мать. А твой отец очарователен. Зачем ты выставляешь его идиотом?

Он взглянул на нее, наклонив голову; на его лице была неприятная улыбка.

— Ты сколько-нибудь поверила тому, что он говорил?

— Я только думала, что все меняется. Я не обращаю внимания на твои слова.

— В самом деле? Только не забывай, дорогая, что он политик, а ваш дом находится в его округе. Когда это все кончится? Можно мне снять? — Он потянулся к своей ермолке.

— Сейчас снова начинается церемония, Ноэль, и ты услышишь несколько прекрасных песен.

— Сколько времени это продлится?

— Недолго, не больше часа. Я буду тебе очень благодарна, если ты проявишь терпение.

— Хорошо, это интересно, но, честно говоря, у меня другой план.

Наконец она сказала:

— Ноэль, все в полном порядке, и если ты хочешь сейчас уйти, то все тебя поймут.

— Я выпью еще этого палестинского бренди. — Он выпил всего половину рюмки, хотя начал пить с десерта. Посмотрев на янтарный напиток, Ноэль произнес: — Оригинальный вкус. Терпкий и довольно крепкий. Примитивный, крепкий, но экзотический. Как раз подходящий к этому случаю.

Когда седер возобновился, его тональность заметно изменилась. Слава померкла. Гости, сонливые от обильной пищи и выпитого вина и бренди, были склонны поговорить о замечательном судье, забывая следовать церемонии. Мистер Моргенштерн вынужден был несколько раз делать замечания и призывать к тишине.

Члены семьи часто поглядывали на Ноэля и Марджори, подмигивая, кивая головами и перешептываясь. Марджори начала чувствовать себя неуютно. Обряд, который последовал дальше, был традиционным поводом подразнить влюбленных и помолвленных. Ноэль рассеянно перелистывал Талмуд и со скучным видом потягивал сливовый бренди. Даже тетя Двоша оживилась и, наклонившись через два незанятых стула к дяде Шмулке, что-то нашептывала ему. Рожи, которые она строила Марджори, могли бы испугать даже крокодила. В тишине, повисшей над столом, Гарри сказал:

— Ну, так кто откроет дверь в этом году?

Родственники захихикали, указывая на Марджори. Ноэль поднял голову.

— С какой стати? — спросил он мягко.

— Это сделает Ноэль, — сказал Гарри. — Дверь должна быть открыта, вы знаете. — Это вызвало еще больший смех.

— Для кого? — спросил Ноэль.

— Илия, пророк Илия. Разве ты не знаешь? Илия сейчас войдет и выпьет свою чашу вина.

Ноэль согласился:

— Ну, он не мой друг, но я буду рад открыть дверь.

Послышался смех, и он повернулся к Марджори:

— Однако это забавнее, чем я думал.

— Мардж и Ноэль открывают дверь! — взвизгнула тетя Двоша и рухнула на стол, заливаясь смехом.

— Кажется, начинаю понимать, — сказал Ноэль. — Ну хорошо, пошли. — Он было взял Мардж под руку и остановился, сраженный гомерическим хохотом.

— Да нет же, не обращай внимания, — выдавила из себя Марджори, заливаясь пунцовой краской, и они вышли, сопровождаемые шутливыми возгласами.

— Так, всякая чепуха о привораживании, но что тут такого удивительного, если парень и девушка уходят под руку?!

— Открыть дверь прямо сейчас? — спросил Ноэль, когда на полпути она остановилась.

— Погоди чуть-чуть.

В столовой раздавались подбадривающие восклицания.