Марджори в поисках пути - Страница 114


К оглавлению

114

— Не надо, Ноэль, не надо. Это все, что я могу сказать. Не надо. Спокойной ночи.

Он склонился, намереваясь поцеловать ее в губы. Она было хотела подставить ему щеку, но тут же передумала и ответила ему поцелуем. Он в упор посмотрел на нее, на его лице была написана злость. Она ответила ему столь же прямым взглядом. Правая рука его поднялась и обхватила искалеченный локоть. Злость на лице пропала. Он печально улыбнулся и кивнул головой.

— Спокойной ночи, Марджори Моргенштерн.

Потом он повернулся и сел в такси. Спокойным, но отнюдь не развязным тоном он назвал шоферу адрес.

Толстый портье дремал в кресле холла под настольной лампой. Марджори поднялась по лестнице в скрипучую клетку своего номера, разделась, забралась в высокую старомодную кровать с латунной отделкой и уснула сном ребенка.

23. Человек, который стал ее мужем

Когда Марджори наконец собралась замуж, то это произошло быстро.

И в то время она вовсе не ждала этого, не мечтала об этом. Более того, она тогда переживала новую полосу отчаяния, куда более сильную, чем все, что случалось ей переживать прежде.

И все же она никогда не жалела о том, что отказала Ноэлю. Болевший зуб был удален, и рана быстро зарастала. После своего возвращения из Европы он написал ей много красноречивых писем. Иные из них она прочитала, другие порвала, не читая. Ни на одно письмо она не ответила, и через месяц их поток иссяк.

Во время ее обратного путешествия и долгое время спустя все ее мысли были заполнены только Майклом Иденом. Она лелеяла надежду, что в один прекрасный день он вернется. Она даже пошла работать добровольцем в организацию помощи еврейским беженцам; частично из-за того, о чем Майкл ей рассказал, частично из-за тщетной надежды услышать там какие-нибудь вести о нем. Шли месяцы. Надежда таяла, но Марджори продолжала работать уже по инерции. Она большей частью выполняла просто секретарские обязанности. Порой ей удавалось найти для какой-нибудь семьи жилье или работу для одинокой девушки. И хотя эта деятельность не приносила ей удовлетворения, но, занимаясь ею, она в какой-то мере заполняла пустоту в своем сердце; да и спала она спокойно, чего не случалось долгое время из-за чувства полной бесполезности, когда она металась по Бродвею и сражалась с Ноэлем.

Однажды Марджори купила несколько фармакологических журналов и написала в несколько фирм, опубликовавших там свою рекламу, прося сообщить ей что-нибудь про Майкла Идена. В свое время он был достаточно осторожен и не назвал ей наименование компании, в которой тогда работал. Ответов она не получила и оставила подобные попытки: таких фирм были сотни. Прошло четыре или пять месяцев, Гитлер напал на Польшу, сводки с фронтов заполнили все думы и разговоры, объем работы невероятно увеличился из-за потока беженцев, и ее интерес к Майклу стал бледнеть. Она по-прежнему вспоминала его и беспокоилась о том, жив он или мертв. Но его образ стал для нее скорее образом человека, о котором она слышала или читала, а не знавала лично.

Как-то в ноябре, ранним вечером в пятницу Сет пришел домой из школы в синей с золотом флотской форме учебного корпуса офицеров запаса. И словно этого было мало, чтобы повергнуть в ужас его сестру и родителей, за ужином он еще объявил о своей предполагаемой помолвке с Натали Файн, с которой уже год постоянно встречался. Сету не хватало нескольких недель до девятнадцати лет. Польша уже была разгромлена, в Европе шла какая-то «странная» война, у людей все еще оставалась надежда, что настоящая война так и не разразится. Но несмотря на эту надежду, Марджори было жутко глядеть на своего младшего брата в военной форме, на его пухлое щенячье лицо, выскобленное бритвой, под белой фуражкой с золотой кокардой. Если начнется драка, этому ребенку придется сражаться! Что до его будущей помолвки, то все они только посмеялись бы над ним, а миссис Моргенштерн посоветовала бы ему вначале утереть нос — если бы не его форма. Она придавала ему мужественности; отрицать это было невозможно.

Семейный ужин в пятницу вечером вокруг освещенного огоньками свечей стола отличался от тех трапез накануне праздника Шаббат, за которыми эта маленькая семья встречалась многие годы. Фаршированная рыба была такой же вкусной, куриный бульон с клецками столь же надоедлив, тушеное мясо и картофельный пудинг так же жирны и питательны, как и раньше. Но время уже стучалось в дверь дома Моргенштернов. Отец, с чьего круглого лица после возвращения Марджори из Европы исчезли несколько морщин, смотрел на сына, и горестные морщины снова появлялись у него на лице. Миссис Моргенштерн хранила молчание, слыша бравые шуточки насчет морской болезни и детских браков, весь ужин она называла Сета адмиралом, но ее лицо выражало все чувства, кроме радости. Что до Марджори, то она почти не произнесла за ужином ни слова. Она едва могла есть. Перед ее мысленным взором стояла одна и та же картина: вот тетя Марджори, с поблекшим лицом без капли косметики, с собранными назад в пучок седеющими волосами суетится, укладывая ребенка спать, а Сет и Натали, в вечерних туалетах, отправляются в оперу; вот та же тетя Марджори, ставшая ворчливой толстой старой девой в круглых очках со стальной оправой, читает «Трех поросят» целому выводку пухлых ребятишек в желтых пижамах.

На следующее утро она позвонила Уолли Ронкену. Ей показалось, что он был очень рад поговорить с ней, и он сразу же согласился встретиться с ней на следующий день в половине первого в фойе гостиницы «Сент-Мориц», где он теперь жил, и пообедать вместе в ресторане Рампелмайера.

114